Брайс качает головой и берет стакан с газировкой.

— Я за рулём.

— Когда тебя это останавливало? — Дон довольно хмыкает. — Поверь, после того, что я вам скажу, тебе очень захочется выпить.

Пока мы доедаем горячее, мужчины обсуждают поставку товара и своих конкурентов. Я мало что понимаю, но стараюсь сохранить невозмутимое выражение лица и впитывать каждое слово. Вдруг пригодится?

Незнакомый жаргон едко царапает слух. Догадки опаляют чудовищным огнём.

— Карамбы сели нам на хвост. Один попался, и с ним полегло несколько верных мне людей, — от злой улыбки Алдо волосы встают дыбом, — теперь чалят в Боттеге. Веласа и Баркана пришлось убрать. Слишком много болтали.

— С поставками как?

— Нормально. Я хочу немного расширить диапазон торговли. Что насчёт «зоны трёх границ»?

Брайс хмурится. Поджимает губы и нервно уточняет:

— Ты советуешься со мной? С каких это пор?

— Вначале ответь. Что думаешь? — Алдо резко обрубает.

Чувствую, что после услышанного я и правда потеряю дорогу назад. Раз Брайс ничего мне не объясняет, значит, эти термины были мне знакомы. А, если точнее — их хорошо знала моя сестра.

— Опасно выходить на чужой рубеж. Ты спешишь, и это можешь дорого нам обойтись.

— Если ничем не рисковать, мы надолго застрянем в этой дыре.

Брайс обводит цепким взглядом помещение и скалится. Держит ладонь на пульсе. В любой момент готов перейти в атаку.

Дрожащей рукой я провожу по волосам и рефлекторно вздрагиваю, когда блондин озвучивает вопрос, мучивший меня с той самой минуты, как мы зашли в ресторан.

— Зачем столько охраны? Неужели ты меня подозреваешь?

— Это вынужденная мера. Даже на базе мы нашли прослушки. Осторожность не повредит.

Брайс кивает, судя по всему, удовлетворённый ответом, и заметно расслабляется. Делает глоток виски и сухо произносит:

— Раз мы разобрались с формальностями, может, ты наконец-то скажешь, чего ради удостоил нас своим визитом?

Алдо улыбается, и эта дьявольская улыбка, острая, как нож, обращена в мой адрес.

— Я хочу, чтобы вы стали моими людьми.

— Мы и так частично на тебя работаем, — недоуменно пожимает плечами, — не понимаю, о чём ты.

— Прекрасно понимаешь, — вроде бы мягко, но со сталью в голосе возражает мужчина, — мне нужно, чтобы вы вошли в семью.

Туманные слова разжигают кровь. Ошеломляющий холод пронизывает сердце, отчего то начинает бешено отдаваться в висках.

После недолгой паузы Брайс резко отказывается:

— Нет. Нас устраивает положение дел. Я не хочу усложнять, — кивает в мою сторону.

Я пристально смотрю на него и пытаюсь найти в его глазах хотя бы отдалённый намек на то, что сейчас происходит, но парень старательно меня игнорирует.

Дон понимающе усмехается. Залпом допивает остатки алкоголя и тихо говорит:

— Проблем не будет. Я обсудил этот вопрос с остальными членами группы, они не против.

— Интересно, с чего такая честь? Насколько мне известно, вы крайне неохотно впускаете чужих в свой круг.

— Ты несколько лет доказывал мне свою верность. Завербовал больше десяти человек. Не выдал моё имя, когда был под следствием, — сводит брови, — мне продолжать?

— Не надо. Ты же знаешь, что мы с Мел партнеры, а женщины не могут войти в семью. Так в чём подвох?

— Официально — не могут. Но, скажем, если бы вы были в браке, она с легкостью смогла бы негласно стать твоей правой рукой. А ты — капо.

Его слова обрушиваются на меня, как тонна кирпичей. Я нервно кусаю губы, не зная, куда себя деть. Мне хочется вскочить с места, обругать себя грязными словами и вернуться домой. Стереть из памяти весь этот пугающий мир с жестокими законами.

Потому что моё мнение, очевидно, никого не волнует. Алдо так буднично об этом говорит, словно мы обсуждаем погоду или светские новости.

Сердце уходит в пятки. Еще никогда я так не ошибалась. Предчувствие грядущей беды повисло в воздухе и норовило проткнуть меня насквозь.

Что, черт возьми, значит «капо»? И зачем «входить» в его семью?

Проклятье. Я не хочу знать ответы на эти вопросы. Нутром чую — стоит мне узнать, как Мафия тут же бесповоротно разобьёт мой мир вдребезги.

Только сейчас понимаю, почему Шмидт приказывал держаться подальше от Брайса. Он — совсем не тот, за кого себя выдаёт.

И я не имею ни малейшего понятия, как выйти из ресторана живой и невредимой.

Глава 18. Моника попадает в ловушку

Странные мысли будоражат душу и холодной сталью стекают по нервам. Ледяная дрожь сотрясает тело и яростно играется с тонкими струнами спокойствия. Я совершенно теряю нить происходящего.

Какой брак? О чём они вообще говорят?

И почему Брайс мне врал? С какой целью так отчаянно убеждал в том, что я — главное звено преступной цепи? Ведь, как оказалось, я, скорее, выступаю красивым аксессуаром. Хорошим маневром для отвлечения.

Кто в трезвой памяти примет молодую девчонку за криминального барона?

Очевидно — никто. И только для этого я здесь и нужна. Чтобы брать удар на себя. Неумело подставлять спину, прикрывая масштабную иерархию.

Чувство обиды и злости пожирают меня изнутри. Кончики пальцев сводит от невыносимого желания встать и прямо сейчас прекратить этот фарс. Я хочу признаться в том, что я — никакая не Амелия, а самозванка. Взбалмошная дурочка, попавшая в смертельный капкан.

Но я молчу, справедливо опасаясь, что за чрезмерную смелость придётся платить кровью. Повезёт, если только своей. Вдруг по их законам наказывают всех близких?

— Капо, значит? — Брайс будто не слышит других условий и концентрируется лишь на одном.

В его глазах горит бешеный азарт. Настолько тёмный, что я невольно ёжусь.

Следует обескураживающий ответ:

— Да. Мне нужны такие люди. Послушные и верные, как псы, — Алдо намеренно делает акцент на последнем слове и едко скалится. Сразу показывает, кто здесь главный.

— Нет, — сухо роняет.

— Нет?

Я перевожу дух и с явным облегчением выдыхаю. Цепкие глаза могущественного Дона тут же меня настигают. Внезапный вопрос заставляет вздрогнуть:

— А ты что думаешь, Амелия? — криво усмехается.

Холодные пальцы Брайса касаются позвоночника. В моей душе что-то щелкает и с надрывом ломается, когда я выдавливаю из себя тихие слова. Вспоминаю, что у таких людей идеальный нюх на страх. Они не терпят слабых и уважают только силу. Верность.

Но как, чёрт возьми, быть сильной, если меня колотит от отчаяния, страха и адреналина?

— А что я могу думать? — поднимаю голову и выдерживаю тяжёлый взгляд. — Брайс верно сказал. Мы с ним — партнеры. И раз он уже принял решение, мне остаётся только поддержать его.

— Удивительно. Какая преданность, — издевательски протягивает, обращаясь к парню, — где ты откопал такой бриллиант?

— Места надо знать, — отмахивается и надменно добавляет, — в конце концов, любой бриллиант когда-то был алмазом.

Каждая фраза, как удар хлыста, больно бьёт по оголённым нервам. Меня обсуждают, как товар. Пусть и дорогой, но безвольный.

Ярость застилает взор. Я словно шагаю в пустоту. В чудовищную бездну. И падаю, следя за пустыми обломками, которые заполняют пространство. За обломками надежды, любви, памяти, боли и призрачного смирения.

Холодно возражаю:

— Я бы поспорила. Ещё большой вопрос, кто кого нашёл первым.

Брайс поджимает губы и мрачнеет. Кидает неодобрительный взгляд, но, вопреки ожиданиям, Алдо совсем не разозлила моя реплика. Наоборот, он заливается смехом и бьёт в ладони.

— А вы забавные ребята. Вижу, я в вас не ошибся, — откашливается и уже серьезным тоном уточняет, — тогда почему отказываетесь?

— Мы можем подумать?

У губ Дона образуются насмешливые складки, полные иронии.

— Над такими предложениями не думают. Их добиваются годами. Проливают кровь. Идут на риски. Буквально задницу рвут ради «входа» в семью.